Хайдар снова занял свое место командира рядом с механиком-водителем. Остальные бойцы не стали занимать откидные места, коих в бронетранспортере насчитывалось ровно двенадцать (по шесть с каждой стороны), а встали, опираясь коленями о края сидений, к амбразурам – по три в каждом борту и по одной в каждой из створок задней двери. Когда Юсуп тронул БТР с места, выезжая из тоннеля, Моджахед уже осматривал окрестности через смотровую щель в башенке и сжимая пластмассовую рукоятку пулемета, установленного на станине; он был с ленточным питанием из рассыпной металлической ленты. И еще две ленты по сто патронов в каждой было под рукой.
Алексей показал водителю направление, куда отвел заложников Плут. Не зная преград, БТР шел по песку, как по взлетно-посадочной полосе. Загороднев открыл створки задней двери и зачем-то пересчитал горе-химиков, рассаживающихся на мягких сиденьях. Двенадцать. Тринадцатым влез Плут, подав Гюрзе ПЗРК и пару ракет, и занял место у одной из задних амбразур.
– Поехали, Али-Баба, – скомандовал Хайдар. – Езжай прямо в поселок. И пусть только попробуют нас остановить!
До некоторой степени расчет капитана Хайдарова, действующего в тылу противника по всем правилам и передвигающего на захваченных машинах и бронетранспортерах, был верным – вряд ли военные остановят боевую машину, одну из тех, что продолжали бороздить местное шоссе и прилегающие к нему дороги. А если остановят, то боя не миновать. Главное, добраться до съезда на высохшее русло, где Каримов действительно знал каждую песчинку, как однажды сказала Полина Ухорская. Там он на такой машине даст фору любому транспортному средству, кроме, конечно, воздушного.
Глава 16
МУЖСКАЯ РАБОТА (продолжение)
51
Первым вертолет обнаружил Моджахед, продолжавший контролировать дорогу из башенки бронетранспортера. Как и представляла себе Полина Ухорская, командир группы спецназа услышал: «Вертушка», Хайдар!» Однако голос Муратова был не радостным, а напряженным. Он не увидел его, поскольку небо над Ираком по-прежнему было черным; лишь звезды, как шляпки посеребренных гвоздиков на прокопченном потолке, мерцали на небосводе. Незнакомые созвездия, которые недоступны взору из необъятных просторов заснеженной России, словно напоминали русским спецназовцам, что они вторглись на чужую территорию, даже больше: что они взялись не за свое дело. И это в большей степени относилось к пилоту «вертушки», самостоятельно взвалившей на себя мужскую работу. Небо – это ее стихия, но она осталась в прошлом, само же небо осталось неизменным, оно не прощало ни самовольства, ни своенравия, на каких бы чувствах они ни были замешаны.
Сквозь рев двигателя, который многократно усиливался в бронированной башенке, Николай Муратов ощутил на себе – буквально кожей – давление воздуха и уже затем расслышал мерный рокот турбин. И определил направление винтокрылой машины: она шла с севера страны, куда доступ транспорта последнее время был ограничен, с одной из иракских баз, расположенных вокруг столицы. Несомненно, это был армейский вертолет – гражданские по ночам не летают, как правильно заметил Ухорской командир экипажа. Спецназовцы знали, какое оружие несет на пилонах военный транспорт: кроме неуправляемых реактивных снарядов – «фаланги» и «штурмы», пушки и крупнокалиберные пулеметы.
Пока Моджахед не определил тип вертолета, но по тому, как уверенно он шел, понял, что на борту опытный летчик, а сама «вертушка» либо адаптирована под ночные полеты, либо была одним из вариантов с добавкой «Н» – ночной.
Обзор из башни БТРа позволил Моджахеду увидеть странное явление: ночное звездное небо вдруг заслонила неясная тень; и если бы не нарастающее давление и усиливающийся звук двигателей, то незнакомая винтокрылая машина могла вполне сойти за гигантскую птицу, словно вырвавшуюся со страниц восточных сказок.
«Гусар» уже свернул на вади, и все его шесть колес бороздили грунт высохшего русла, вминали в него и отбрасывали мелкие камни, стучащие по бронированному днищу бронетранспортера.
Моджахед отчетливо представлял, что видит сейчас экипаж вертолета: зеленоватый ландшафт, болотного цвета русло, по которому на приличной скорости уходит от преследования захваченный транспорт с заложниками на борту. Всего лишь минуту назад спецназовцам, на лицах которых начали проступать улыбки и высыхать капли пота – как следствие тяжелой и напряженной, но почти выполненной работы, – казалось, что все закончилось. Точнее, самая нелегкая и опасная часть операции песчаным ковром, окаймленным редкой растительностью, оставалась позади. Что дальше, каждый представлял довольно отчетливо: пилоты «вертушки», обнаружив БТР, сообщат его координаты и направление, спецназовцам перекроют этот едва ли не последний путь; у них не хватит времени ни укрыть бронетранспортер, ни вывести заложников к буровой, где уже под утро их можно было эвакуировать любым транспортом, включая «Ми-8» «Роснефтегаза».
Однако пилоты вертолета могли не ограничиться одними лишь разведывательными действиями: получив соответствующий приказ, они атакуют транспорт имеющимися на борту огневыми средствами. Возможно, это «двадцатьчетверка», в состав вооружения которой в свое время дополнительно ввели две гондолы с шестью пулеметами калибра 7,62 и 12,7 миллиметра с общим боекомплектом, превышающим восемь тысяч патронов, гондолы с 40-миллиметровыми гранатометами «пламя», унифицированными пушечными контейнерами УПК-23-250 с пушками ГШ-23 и боекомплектом в полтысячи патронов.
– Хайдар! – Муратов высвободил плечи и голову из башни. Он видел часть салона этой классной машины, комфортные места пассажиров и экипажа, видел широкие плечи командира, выходившие за рамки кресла, не видел лишь выражения его лица. – Хайдар, что будем делать?
Продолжать движение и тем самым открывать конечный пункт назначения, вычислить который уже через пару десятков километров не составит большого труда? Поворачивать, наводя на ложный след? Укрыться в одном из пустующих секретных бункеров по эту сторону вади? Бросать БТР и уходить в пешем порядке?
Вертолет прошел над самой головой, метрах в пятидесяти, не больше. Хайдар, видевший его неопределенный силуэт, покачал головой: экипаж действительно опытный. «Вертушка» не просто шла над руслом, а рыскала, выискивая беглецов.
Не дождавшись ответа, Моджахед из башни на слух пронаблюдал за полетом преследователя. Странно, но он продолжил движение в воздухе по прямой, будто не заметил под собой БТРа. Но это невозможно. Тогда что, летчик посчитал его за своего?
– Давай, Али-Баба, поддай-ка газу. – В голосе Хайдарова просквозили и нетерпение, и раздражительность. Он действительно злился, в первую очередь на себя. Он перебрал все варианты, исключая лишь один, ему и в голову не пришло, что вертолет с базы, а на месте пилота – девятый член его команды. Еще и оттого, что не выветрился пыл скоротечных боев, гибель товарищей, смертельные ловушки, устроенные командиром иракского спецназа, слаженные действия самой команды капитана Хайдарова и удачи, которая, безусловно, сопутствовала российским спецназовцам. Они не ждали помощи по той простой причине, что она им была не нужна – ни с земли, ни с воздуха. Просто они делали свою работу на высоком профессиональном уровне, зная все ее тонкости и проявляя все качества, присущие бойцам разведывательно-диверсионных подразделений. Алексей забыл свои слова, брошенные в крайнем раздражении подполковнику ГРУ, бывшему асу ВВС: «Пробуем уйти». А что еще он мог сказать, когда он со своей командой спешил к очередному бункеру навстречу новой перестрелке и, конечно же, рисковал. Если бы Хайдар вспомнил о том, что Ухорская опытный пилот, то в душу вкралось бы сомнение и он вышел бы с ней на одностороннюю связь.
Хайдар точно знал, что «вертушка» снова появится: совершив облет в радиусе нескольких километров и сообщая о своих наблюдениях, экипаж вернется к шестиколесному беглецу, садясь ему на хвост.